Политика возвращения украинцев из ЕС: что работает, а что — нет

Третий год миллионы украинцев живут в странах Европейского союза под режимом временной защиты. По данным Центра экономической стратегии (ЦЕС), к концу 2024 года за рубежом оставалось около 5,2 млн украинских беженцев, и лишь 43% из них говорили, что планируют вернуться домой, тогда как в декабре 2022 года таких было 74%. Чем дольше продолжается война, тем заметнее: решения людей всё меньше зависят от эмоций первых месяцев и всё больше — от качества жизни и перспектив в принимающих странах и в самой Украине.

Одним из самых системных источников данных о настроениях диаспоры остаются исследования ЦЭС. В нескольких волнах опросов «Ukrainian refugees. Future abroad and plans for return» аналитики центра фиксируют: большинство украинцев за границей по-прежнему декларируют желание вернуться «когда условия будут благоприятными», но доля тех, кто готов это сделать в обозримом будущем, постепенно сокращается. Заместитель директора ЦЭС Мария Репко в публичных комментариях не раз подчеркивала, что мотивация людей стала более прагматичной: если в 2022-м ключевым фактором была безопасность, то в 2024–2025 годах всё большее значение имеют стабильная работа, жильё, школы для детей и ощущение предсказуемости.

Схожую картину показывают данные Международной организации по миграции (МОМ). В отчёте «Returning Home From Abroad» МОМ отмечает: по состоянию на август 2024 года лишь около 5% украинских беженцев в Европе планировали вернуться в Украину в течение ближайших 12 месяцев. При этом значительная часть тех, кто пересекал границу в сторону Украины, делали это для краткосрочных визитов — повидаться с семьёй, решить бытовые и имущественные вопросы, присмотреться к ситуации, но не для окончательного возвращения. 

Киевская школа экономики в одном из докладов Экономического консультативного совета для правительства отдельно подчёркивает парадокс: большинство украинцев в Европе декларируют, что хотели бы вернуться, но чем дольше длится война, тем меньше их доля; в то же время среди тех, кто уже вернулся в Украину, большинство хотят здесь остаться. Это значит, что политика возвращения должна работать не только с мотивацией «на расстоянии», но и с условиями на местах — качество услуг, работы, безопасности в конкретных громадах, куда люди готовы вернуться.

На этом фоне ЕС корректирует свою линию. Еврокомиссия предложила продлить действие временной защиты для украинцев до марта 2027 года, одновременно призывая государства-члены развивать более долгосрочные инструменты — рабочие, учебные, семейные визы, интеграционные программы. В документах подчёркивается, что возврат должен быть добровольным и безопасным, а часть людей неизбежно останется в странах ЕС, интегрировавшись в их экономику и общество. 

Экономист KSE и соавтор доклада о миграции для восстановления Украины Олег Нивиевский указывает, что страна находится в сложной ситуации. С одной стороны, возвращение активной части населения критично для восстановления экономики, особенно труда в промышленности, строительстве, медицине и образовании. С другой — украинцы стали важным ресурсом для Центральной и Восточной Европы: по оценке S&P Global, послевоенная миграция украинцев может добавить до 3% к ВВП отдельных стран региона либо, наоборот, привести к потере до 6% потенциального роста, если люди массово вернутся домой. 

Какие же элементы политики возвращения Украины и ЕС сегодня работают, а какие — нет? Среди того, что даёт эффект, эксперты называют, во-первых, программы сохранения связей. Это возможность ездить домой без потери статуса, «разведывательные» визиты, когда люди проверяют, как изменилась их громада, что с инфраструктурой, школами, медициной. Отчёты МОМ и Агентства ЕС по вопросам убежища (EUAA) показывают, что значительная часть пересечений границы в сторону Украины — именно такие короткие поездки; для части семей они становятся первым шагом к решению о возвращении. 

Во-вторых, работают адресные экономические стимулы. Речь не только о государственных программах поддержки релокации бизнеса или грантах на открытие дела, но и о локальных инициативах: когда громада реально помогает с жильём, садиком или школой, подключением к сети семейного врача, трудоустройством. Там, где местные власти и бизнес демонстрируют готовность «бороться за людей», возврат идёт заметно активнее — это подтверждают и кейсы отдельных регионов, и социология Gradus и ЦЭС. 

Что работает хуже — это попытки апеллировать исключительно к патриотизму или моральному долгу. Исследование Migration Policy Institute и МОМ по намерениям возвращения показывает: решения людей определяются комбинцией факторов — безопасностью, доходами, статусом детей, качеством интеграции в принимающей стране. Если в ЕС человек получил стабильную работу, ребёнок — доступ к школе и языковой среде, а партнёр — медицинское страхование, вероятность быстрого возвращения без ощутимых улучшений в Украине существенно падает.

Демограф Елена Малиновская (экспертка по миграционной политике) в комментариях для украинских медиа не раз предупреждала: возврат нельзя рассматривать как механический процесс «забора людей обратно». Для части семей оптимальным станет «маятниковый» или гибридный формат — когда кто-то из членов семьи живёт и работает в ЕС, а кто-то — в Украине, или когда люди будут периодически возвращаться и уезжать в зависимости от экономической ситуации. Задача государства — учесть эту реальность в политике, а не игнорировать её.

Сами украинские власти постепенно переходят от эмоциональной риторики к более прагматичному подходу. Вице-премьер по вопросам восстановления и профильные министерства говорят о том, что стратегия должна совмещать три цели: создавать условия для возврата, удерживать тех, кто уже здесь, и использовать диаспору как ресурс для инвестиций, экспорта и лоббизма интересов Украины в странах ЕС. Об этом же говорится и в аналитике Центра экономической стратегии и Киевской школы экономики: полное возвращение всех уехавших маловероятно, но можно сделать так, чтобы связи с Украиной не обрывались и приносили пользу. 

Политика возвращения украинцев из ЕС, по сути, уже давно перестала быть политикой «возвращения любой ценой». Это скорее политика про выбор и доверие: выбор страны, в которой ты видишь будущее своих детей, и доверие к государству, которое должно доказать, что у этого будущего есть реальные основания. Там, где речь идёт только о лозунгах, она не работает. Там, где за лозунгами следуют конкретные школы, рабочие места, больницы, безопасные улицы и предсказуемые правила игры, — у Украины ещё есть шанс вернуть не только людей, но и их планы на жизнь здесь.